Сборник - «Лимонка» в войну
Вилли провёл у меня в гостях три дня. Судя по тому, какой любовью к Вилли прониклись мои собака и кошка, он не мог быть плохим человеком.
Выехали на третий день поздним вечером, рулили по очереди и ещё до обеда следующего дня были на границе с Луганской республикой. Трое шатавшихся по ближайшей к пункту пропуска улице юных алкоголизированных гопников с опаской, но всё же согласились перевести «интуриста» и ещё одного нашего товарища «вчёрную» за достойный магарыч.
Парни, сняв обувь и закатав повыше штанины, бодро перешли вброд абсолютно ледяную речушку, которая по совместительству является «священной» границей РФ. Я уже ждал их на той стороне. Дорога до Луганска, остаток дня и ночь, прошла без происшествий. На следующее утро мы двинулись в Донецк, было решено определить Вилли в донецкий отряд «Интербригад».
По дороге заехали в гости к нашему товарищу, который за несколько месяцев до этого был тяжело ранен – потерял ногу. Познакомившись с ним, с его матерью, посмотрев на то, в каких условиях живут люди в маленьком луганском селе, Вилли очень спокойно и серьёзно сказал мне: «I will fight and die here!» Я подумал, что такого друга мне всегда не хватало…
Уже к вечеру были в Донецке, где тут же начались, как потом окажется, двухмесячные хлопоты с определением Вилли в «стройные» ряды армии ДНР. Но это уже другая история, требующая отдельного рассказа. Скажу только, что после целой череды злоключений, кражи и возврата вещей, идиотского ареста и двух недель «на подвале» по абсурдному обвинению в шпионаже, после всё-таки состоявшегося зачисления в подразделение и выдачи донецкого военного билета Вилли мечтает только о скорейшем попадании куда-нибудь под Широкино или в Аэропорт.
Мы успели немного поговорить, когда я снова приехал в Донецк через два месяца после того, как оставил там этого человека с храбрым сердцем. Я передал ему новую форму, он не хотел выделяться в своей британской, обсудили работу их солдатской столовой и тяжёлую судьбу бродивших рядом бездомных собак. Он пожаловался, что его взвод никак не отправят на передовую. Когда мы прощались, он закончил своей фразой, сказанной два месяца назад, но заметно её удлинив: «I will fight and die here, I only hope it is for the people of the Donbass and not a political view». («Я хочу сражаться и умереть здесь, я надеюсь сделать это только для людей Донбасса, а не ради каких-то политических взглядов и целей!»)
Доктор Борменталь, июль 2015
Мангуст
Автор текста Артём Прит – уроженец н.п. Красный Луч, ЛНР, нацбол с 10-летним стажем. Рабочий, четыре года отдал шахте. Активный участник весеннего восстания в ЛНР. Два месяца он проработал в тылу, помогая выстраивать систему снабжения, участвовал во многих акциях, затем вернулся в Луганск и вступил в ополчение.
Освоил несколько военных специальностей, в итоге стал штурмовиком. В этом качестве участвовал во многих боевых операциях вместе с легендарным Мангустом. Показал себя очень хорошим солдатом.
В бою под Сокольниками 12 ноября 2014 года Артём Прит оказался на острие атаки Нацгвардии Украины, стремившейся окружить позиции ополчения. Принял на себя первый удар, был тяжело ранен в брюшную полость и ногу. Врачи долго боролись за его жизнь. Артём потерял ногу, но нашёл силы выжить.
Я вернулся к себе на родину в ЛНР в июле 2014-го вместе с нашей «гуманитаркой». Вступив в батальон «Заря», я сразу поставил себе задачу – как можно быстрее попасть на передовую, участвовать в боях. Взвод нацболов только формировался, но я узнал, что на передовой требуются минёры, и записался на учебу. После обучения теории и практике мне предложили остаться у них в части либо перевестись в спецвзвод «Мангуст», который был тогда сформирован в основном из солдат-штрафников и совершал смелые разведывательно-боевые действия.
Про их командира – позывной Мангуст (в миру Александр Стефановский) – многие ополченцы отзывались с восторгом. Например, говорили, что однажды он отогнал вражескую технику с пулемётом в руках, при этом одна рука была перебинтована после ранения, а на ногах шлёпанцы. За его голову украинским карателям обещают огромную сумму денег. Конечно, я написал рапорт о переводе в этот взвод, и меня вскоре отвезли в район Каменный Брод, где он располагался.
Когда меня и ещё одного нового минёра подвели к командиру, я увидел молодого мужчину с чёрной кучерявой бородой и загорелым лицом. На нём были обычные камуфляжные штаны и куртка, на ногах старые кеды. На голове выстрижены клочки волос и следы от швов – последствия ранения минными осколками. Он отвёл нас в казарму, где спал сам, и предложил соседние свободные кровати.
Автоматов не хватало, поэтому сначала мне выдали «ПКМ», но минёр-разведчик с пулемётом – это слишком, и вскоре «ПКМ» сменили на «АКМС». Подъём обычно объявляли в пять утра, и вскоре основная часть бойцов отправлялась на ежедневный боевой выезд. Операции отличались дерзостью, за что однажды нас, группу пехотинцев из одиннадцати человек, разъярённые «укропы» накрыли из ГРАДа. Несколько раз, когда уже отработала и отступила наша боевая техника, уже под пулями противника нам приходилось закладывать мины. Но ни с чем не сравнить то чувство радости, когда я и мой напарник узнали, что на заминированном нами квадрате подорвалась вражеская БМП!
В бой наш командир всегда шёл впереди всех, за что его уважали бойцы. Он был идеалистом и сторонником левых идей (над двумя КПП и над всеми нашими БТРами и БМП развевались красные флаги). Часто, выступая перед бойцами, он говорил не только о социальной справедливости, но и о любви к русской нации и истории, цитировал Льва Гумилева и Че Гевару, мечтал о новом революционном обществе в молодой республике.
Взаимоотношения во взводе сложились братские, справедливые, настоящие. Если между бойцами возникал конфликт, то отношения было принято выяснять в кулачном бою. Народное ополчение – люди разные, поэтому были и наказания. Наказывал Мангуст нерасторопных или накосячивших солдат, заставляя отжиматься от пола. Мы и сейчас любим вспоминать одну историю. Однажды рано утром, пробиваясь на боевое задание, уже перейдя наши огневые позиции и направляясь к тогда уже занятой врагом РЛС, Мангуст заметил, что у гранатомётчика нет второго номера (солдат, несущий заряды для гранатомёта). Всем нам пришлось становиться в стойку и отжиматься. Наверное, если бы «укропы» увидели эту картину – целый взвод солдат, подойдя в упор к противнику, отжимается на разбитом минами асфальте, то отступили бы ещё тогда.
Нужно добавить, что даже в самых критических ситуациях Мангуст сохранял ясность ума, поэтому наш взвод нёс минимальные потери.
4 августа со стороны района Вергунка была совершена очередная попытка прорыва украинской Нацгвардии. Мы с боями отогнали карателей, которые, отступая, совершали поджоги.
Утро следующего дня началось с подъёма в 4 утра – отправились на вылазку. После перестрелки в «зелёнке» и предварительного минирования мы ушли под вопли раненого «укропа». Вернувшись в расположение и узнав о повторном прорыве на Вергунке, наш взвод во главе с командиром отправился туда. Завязался неравный бой, в котором и погиб наш командир. Нас было сравнительно мало, у противника боевая техника и много пехоты, а подмога к нам так и не пришла. Едва успевая загружать в машины «300-х», мы отступили. На следующий день наступление карателей захлебнулось, и только тогда мы смогли забрать тела погибших.
Рядом со мной пустая кровать, на которой сложена военная форма. Сверху лежит камуфляжная кепка с прикрепленной к ней красной звездой, осколком мины вырван клок ткани, за что Мангуст называл ее «бронебойной» и хотел передать её сыну. На родине в Перми у него осталась жена и трое детей.
После назначения нового капитана жизнь взвода стала более умеренной. Кроме огневых позиций в Камброде мы заняли боевые позиции под посёлком Хрящеватое, где велись бои. Находились под постоянным обстрелом, включая и фосфорные снаряды: ночью это было похоже на гроздья салюта, падающие вниз.
Артем Прит, ноябрь 2014
Позиции
Войну можно застать в разных образах. Это может быть артобстрел, время, когда солдаты, забившись в зинданы-блиндажи, с замиранием сердца ждут следующий прилёт и, наконец дождавшись, закрывают голову руками, зная, что это их не спасёт. Будто всадник апокалипсиса по имени Война несется где-то в поле. Скачет по камням, и стальные копыта его разбивают эти камни на тысячу осколков, и всё это в тебе, в твоей голове, в груди.
Это может быть образ ночной перестрелки. Когда над головой жужжат пули, а темнота вокруг озаряется вспышками, когда рядом горят дома, а твой «АГС» выискивает пулемётное гнездо противника, ориентируясь на трассера. Пули – не так страшно. Секрет в том, чтобы заставить себя не верить в смерть от пули. Ну как же такой маленький кусок металла может тебя убить?
